Исус и Аполлоний

[ael]

ещё одна статья из https://stephanhuller.blogspot.com/
--------------
Как ученые объясняют внезапную трансформацию христианства в начале третьего века? Реальность такова, что этот вопрос в основном игнорируется. Некоторые выдвигают предположение, что именно в это время Новый Завет был разработан как свод. Также говорят, что именно в этот период церковная доктрина внезапно «устоялась». Однако никто не скажет открыто то, что Евсевий, анонимный источник третьего века, открыто говорит нам, а именно, что «в это время истина была искажена». Очевидно, что профессиональной науке «не подобает» занимать сторону маргинализированных традиций в раннем христианстве.

Действительно, одна из причин, по которой никто не хочет браться за эту проблему, заключается в том, что ни один серьезный ученый не хочет, чтобы его называли «теоретиком заговора». Конечно, если бы мы действительно позволили еретикам говорить, они бы сказали нам, что они были побеждены имперским заговором. Ириней и современные языческие писатели ссылаются на то, что они называют «несанкционированными собраниями» христиан.[1] Кто мог делегитимировать определенные формы христианства, кроме имперского правительства? Этот момент явно подтверждается языческим критиком Цельсом — правительство действительно запрещало некоторые формы религии.

«Установление доказательств пророчества нашего господина Мухаммеда» одиннадцатого века , написанное Абд аль-Джаббаром, позволяет нам наконец услышать, что говорили еретики. Шломо Пинес из Еврейского университета перевел оригинальный арабский источник на английский язык и даже предположил, что материал восходит к утерянному оригинальному иудейско-христианскому документу четвертого или пятого века.[2] В этом тексте нам сообщается, что император (мы никогда не узнаем его имени и точной даты его жизни) преобразовал религию:

римляне правили ими (=Церковью). Христиане (обычно) жаловались римлянам на евреев, показывали им их собственную слабость и взывали к их жалости. И римляне действительно жалели их. Это (обычно) случалось часто. И римляне сказали христианам: «Между нами и евреями есть договор, который (обязывает нас) не менять их религиозные законы. Но если бы вы отказались от их законов и отделились от них, молясь, как мы (лицом) к Востоку, съедая (то, что) мы едим, и считая дозволенным то, что мы считаем таковым, мы бы помогли вам и сделали вас могущественными, и евреи не нашли бы способа (навредить вам). Напротив, вы были бы могущественнее их». Христиане ответили: «Мы сделаем это». (И римляне) сказали: «Иди, приведи своих товарищей и принеси свою Книгу». (Христиане) пошли к своим товарищам, сообщили им о том, (что произошло) между ними и римлянами, и сказали им: «Принесите Евангелие и встаньте, чтобы мы пошли к ним».[3]

Источник продолжает описывать, как римское правительство помогло преобразовать единое евангелие в четырехчастный текст посредством безжалостных преследований. Ложные христиане заключили сделку с властями, согласившись отказаться от первоначальных обрядов религии и убивая тех, кто сопротивлялся. Говорят, что небольшой остаток изначальной веры бежал в самые отдаленные уголки мира, чтобы спастись.[4]

Действительно, именно на самых окраинах христианского мира мы неизбежно находим бесчисленные сообщения подобного рода — по сути, свидетельства об имперском заговоре третьего века. Среди свидетельств Эфиопской православной церкви есть их старейший и самый дорогой родной текст, Kebra Negast. В его заключении есть искаженное упоминание о знакомых персонажах, вовлеченных в имперский заговор. Нам говорят, что:

царь Рима... преступит и вызовет гнев Божий в вере. Веру, которую мы приказали и установили, преступит царь, который придет в Рим, и будет связан с ним некий архиепископ, и они изменят и извратят слово Двенадцати Апостолов, и они отвергнут его в желании своего сердца, и они будут учить тому, что они хотят... и когда они уничтожат веру, победитель и враг царя, который не будет охранять веру... пойдет на него войной и победит его, и мне кажется, что его имя Маркион Отступник. И царь... чье имя Ириней (Хареневос) победит его, и царь увезет его вместе с его конем, и по воле Бога конь, на котором победитель врага, будет возбужден и пойдет в море и погибнет в нем. Но гвозди будут сиять там, в море, до тех пор, пока Христос не придет снова в великой славе на облаке в небесах, вместе с силой».[5]

Существует ряд таких неясных текстов, которые никогда не включаются в «официальную историю» Церкви, которая, как мы все знаем, предполагает сверхъестественное руководство возникновением существующей христианской ортодоксии. Очевидно, Бог хотел, чтобы эта конкретная интерпретация веры победила.

Эти тексты только подтверждают то, что мы уже собрали по кусочкам из других источников. Римская церковь не только имела добровольных сообщников, таких как Деметрий, чтобы способствовать навязыванию иностранных «новшеств» (= novatae), но и имела помощь от императорского правительства, чтобы подкрепить эти реформы угрозами и запугиванием. Мы видим это не только с точки зрения принятия четырехкратного евангелия, Нового Завета и нового и неслыханного акцента на пасхальном воскресенье, но и в чем-то еще более фундаментальном для христианства — в том, как христиане управляли собой и крестились.

Ибо именно в Александрии мы снова находим последнее сохранившееся издание Канонов Ипполита, первоначально сохраненное на греческом языке, но переведенное на коптский, а затем и на арабский. Зачем Александрийской церкви нужен был римский епископ, который говорил ей, как ею управлять? Конечно, египтяне рукополагали священников и крестили оглашенных с самого начала. Действительно, говорят, что эти институты были установлены со времен самого Святого Марка. В Послании к Феодору описывается, как Марк устанавливает крещение согласно своему тайному евангелию. Теперь под управлением иностранного епископа Димитрия идет постоянный поток документов от Ипполита, «высшего епископа Рима» и «первого патриарха великого города Рима».[6]

Как мы уже много раз отмечали, Ипполит был последним великим епископом народов, который сидел на Павловом престоле Рима, соперничая с египетской ролью Паппы или Папы. То, что египетская церковь была унижена таким образом, получая наставления из Рима, можно отнести только к тому виду имперского участия, которое становится явным во время правления императора Аврелия. Хотя невозможно утверждать, что Септимий Север играл прямую роль в формировании Церкви, мы не можем не заметить, что фактическая имперская сила была добавлена ​​только позже. «Побег» Оригена из Александрии на самом деле происходит в 215 году н. э. Введение Деметрием римской идеи сделать первое воскресенье после Пасхи надлежащим днем ​​для празднования Пасхи происходит годом ранее.

Критической датой для понимания поворота событий в христианстве было 4 февраля 211 г. н. э., поскольку именно тогда умер Септимий Север. Хотя Каракалла был воспитан как сонаследник вместе со своим младшим братом Гетой еще в 198 г. н. э., только после его убийства 19 декабря 211 г. н. э. он и его мать Юлия Домна получили свободу управлять империей так, как они хотели. Действительно, мы приведем здесь доводы о том, что существуют очень веские косвенные доказательства того, что семья Юлии Домны была христианской и что она, вероятно, проявляла активный интерес к этой религии. Она имела гораздо большее влияние на своего сына Каракаллу, чем на своего мужа, и играла ограниченную роль в изменении христианства до 211 г.

Тертуллиан ясно дает понять, что во время правления Септимия Севера христиане были в каждом социальном слое и, по крайней мере, некоторые из сенаторской знати - "clarissimas feminas et clarissimos viros".[7] Однако это было всего лишь перенесением ситуации в период Коммода, поскольку он также сообщает, что христиане были на Палатинском холме, где находился дом императора.[8] Немецкий ученый Петер Лампе прослеживает рост влияния христиан в том факте, что при Септимии Севере наблюдалось заметное увеличение числа восточных сенаторов. Как он отмечает, "почти треть теперь были с восточных территорий империи". В этой группе было очень много христиан, и нельзя считать совпадением, что сам Ириней идентифицируется как связанный с сирийским христианством.

Евсевий уже говорит нам, что римские христиане во время правления Коммода «пользовались высочайшим уважением вследствие богатства и происхождения». [9] Мы даже слышим о христианской жене наместника Сирии около 204 г. н. э., паре, которая по закону должна была иметь поместье в Италии в дополнение к своим владениям на Востоке. Трудно поверить, что жена Септимия Севера Юлия Домна, женщина знатного сирийского происхождения, могла не знать об этой женщине. Она, безусловно, была хорошо знакома с христианами. Как mater familias (мать семьи) она контролировала каждый аспект управления домом, и поэтому поразительно видеть, как Каракалла был окружен христианами с рождения, его кормилица, его камергер Христиан Прокул Торпеон — все были членами веры.

Племянница Юлии Домны Юлия Мамая была еще одной знатной сирийкой, которая оказалась набожной христианкой. Она была замужем за сирийским промагистратом Марком Юлием Гессием Марцианом и воспитывала своего сына, будущего императора Александра Севера, с глубоким интересом — и, возможно, преданностью — к иудео-христианской традиции. Мало того, что Юлия Мамая призвала Оригена быть рядом с собой, нам говорят, что Ипполит написал труд «О воскресении императрицы Маммцеи; ибо она была матерью Александра, который в то время был императором римлян».[10] Ипполит также написал письмо «некоей царице» и «Увещевание Севериане», которая, несомненно, является Юлией Домной — ее имя появляется на монете седьмого года правления ее мужа как Луция-Септимия-Севериана Элевферополис.

Действительно, когда Евсевий завершает историю династии Северов и переходит к императору Максимину, который стал преемником Севера Александра, он упоминает о преследовании «только лидеров Церкви» и о том, что они стали жертвами «злобы» из-за благосклонности, которой они пользовались у Севера, в доме которого «большинство были верующими».[11] Это невероятное утверждение, которое, по крайней мере, косвенно помогает аргументировать идею о том, что Ириней был введен в дом, когда Север женился на Юлии, проживая в Лионе. Север был в то время губернатором Галлии, и Юлия наверняка приехала к нему, поскольку его обязанности не позволяли ему покидать провинцию.

Уильям Харви, первоначальный переводчик трудов Иринея на английский язык, давно отметил связь автора с Сирией и, в частности, с ранними сирийскими текстами Библии. Как отмечает Харви, Ириней был «так же знаком с некоторыми сирийскими версиями Нового Завета, как и с греческими оригиналами... и совсем не исключено, что он мог быть сирийского происхождения и обучался с раннего детства какой-то сирийской версии Писания».[12] Можно даже зайти так далеко, чтобы заподозрить, что обращение Иринея к «Марциану» в «Доказательстве апостольской проповеди» скорее всего было адресовано мужу племянницы Юлии Юлии Соэмии.

Однако на данный момент достаточно сказать, что с династией Северов (193 - 235 н. э.) мы раскрыли императорскую семью, которая поддерживала рост христианства, каким мы его знаем сейчас. Критическая ошибка, которую совершили ученые на протяжении многих лет, заключается в том, что они сосредоточились на мужчинах в императорском доме. Однако если мы посмотрим на пятьдесят лет с момента прибытия Марсии в дом Коммодея и сосредоточимся только на женщинах с христианским влиянием, мы сделаем поразительное открытие:

Марсия (182–192 гг. н.э.)
Юлия Домна (193–217 гг. н.э.)
Юлия Маеса (193–226 гг. н.э.)
Юлия Соэмий (193–226 гг. н.э.)
Юлия Авита Мамая (193–235 гг. н.э.)

Мы должны быть осторожны, чтобы не сказать, что все эти женщины были верующими. Это, конечно, не так - только Марция и Юлия Авита Мамей могут быть классифицированы таким образом. Тем не менее, мы фактически будем утверждать, что именно в период между влиянием этих «верных» женщин на императорский престол (193 - 222 н. э.) произошли все важные изменения в христианстве.

Самое важное, что нужно здесь понять, это то, что все эти «Юлии» были потомками очень важной сирийской жреческой семьи солнцепоклонников. Гай Юлий Бассиан был жрецом бога солнца Эль-Габала в Эмессе, Сирия (современный Хомс) с 187 г. н. э. Он мог претендовать на происхождение от таких выдающихся личностей, как Клеопатра, Марк Антоний и император Калигула. Царская семья была частью местной сирийской арамейской аристократии и была клиентом Римской империи. Жена неизвестна, но две дочери Юлия Домна и Юлия Меса жили в Риме и были очень влиятельными.

Мы предполагаем, что Ириней уже был в доме Юлии Домны до того, как она присоединилась к своему мужу в Лионе, когда он был там губернатором. Когда Ириней приехал в Рим с семьей, он начал работать над переработкой основ христианской религии. Это было усилие, очень похожее на то, которое Юлия Домна, как известно, предприняла в отношении другого сирийского пророка - Аполлония Тианского. Нам говорят, что в то время как любовник ее мужа Гай Фульвий Платуин активно проводил «расследования ее поведения, а также собирал доказательства против нее, пытая женщин знатного происхождения... [Юлия] начала изучать философию и проводила свои дни в компании с софистами». [13] Другими словами, еще в конце второго века императрица окружила себя философски и религиозно настроенными мужчинами, которые, как четко идентифицируется, переформировали ряд традиционных сирийских культов.

«Философская» деятельность этого круга иллюстрируется отношениями Юлии с Филостратом Старшим. Мария Дзельска, уважаемый профессор древней истории, реконструировала роль Юлии в реорганизации письменных текстов, связанных с семитским культом исцеления, связанным с богом Эскулапом. Юлия взяла на себя и расширила библиотеку Ульпина Траяна, которая изначально находилась в банях Диоклетиана. По пути она утверждала, что обнаружила важный текст — дневник, который вел любимый ученик Аполлония по имени Дамис, — который «избирал события из жизни Аполлония, записанные по мере их возникновения простым и влюбленным учеником, который любил своего учителя и от начала до конца верил, что он был вдохновлен; который никогда не сомневался и не отрицал, и который никогда не был счастлив без его присутствия».[14]

Читатель уже может начать видеть сходство в отношении того, как Ириней преобразовал культ Иисуса посредством литературных подделок. В каждом случае появляется недавно обнаруженный текст «спутника», связанного с чудотворцем, документирующий его «деяния». Хотя Юлия не упоминается напрямую в трудах Иринея, ревизионистская история развивается от имени ее мужа Луция (= Луки). В случае Филосторгия он рассказывает историю о «помощи» императрицы в переформулировании культа Аполлония следующим образом:

Я был очень хорошо знаком с императорской семьей, поскольку императрица поощряла риторику и ее преподавателей; она приказала мне переписать и пересмотреть комментарии и уделить особое внимание стилю и языку, поскольку повествование Ниневитянина было простым и не красноречивым. Чтобы помочь мне в работе, мне посчастливилось раздобыть книгу Максима Эгейского, которая содержала все действия Аполлония в Эгах, и расшифровку его завещания, из которой следовало, насколько его философия находилась под влиянием священного энтузиазма; также собрание писем и некоторые частные меморандумы, касающиеся его поведения и мнений, и, наконец, публичные записи. Мне также довелось встретиться с четырьмя книгами Мерагена, которые не представляли большой ценности из-за невежества автора. Теперь я объяснил способ моего сбора материалов и тщательность, проявленную при их составлении». [15]

Хотя это может показаться впечатляющим списком источников, тщательное изучение выявляет несколько важных трудностей. Дзелакса отмечает, что для того, чтобы помочь историку Филострату в написании биографии тианского мудреца, Юлия Домна «подарил» ему тетрадь, якобы полученную от одного из родственников Аполлония.

Филострат не имел в своем распоряжении надежного источника, написанного кем-то, кто поддерживал тесные отношения с Аполлонием и был уроженцем тех мест, которые посетил мудрец. Только такой источник мог подтвердить подлинность биографии, которую он намеревался написать. Так, вместе с Юлией Домной, как выясняется, он создал Дамниса Сирийца из Ниневии, которому, как самому верному ученику Аполлония, он приписал авторство истории жизни Аполлония, которую он сам составил. Юлия Домна не сомневалась, что греческий читатель, который что-либо слышал об Аполлонии, поверит в подлинность биографии, основанной на тетради, написанной автором, который был из того же региона, что и исторический Аполлоний.

Дзельска указывает на предположение Боуи о том, что Филострат придумал имя автора своего вымышленного источника, взяв за образец имя известного софиста Флавия Дамиана Эфесского. Она отмечает, что усилия Юлии были намеренно направлены на разработку упрощенного повествования. Дзельска отмечает, что «Жизнь Аполлония» «очень поверхностна и не соответствует пифагорейским спекуляциям его времени. Если бы Юлия Домна действительно хотела, чтобы Филострат разоблачил подлинные взгляды Аполлония, которых, скорее всего, придерживалась она сама, она бы не позволила ему создать такую ​​поверхностную и банальную картину мысли философа». Это чрезвычайно значимая параллель с евангельскими текстами, установленными Иринеем, вероятно, в ее доме. Мистические спекуляции предыдущих воплощений христианского повествования последовательно избегались в пользу чего-то почти антиинтеллектуального.

Таким образом, столь серьезные ученые сомневаются, что эта гипомнема, связанная с «любимым учеником» Аполлония, была литературным вымыслом. Она была придумана с полным осознанием Юлии Домны, чтобы «помочь» в почитании Аполлония. Как бы то ни было, не так много информации об Аполлонии удалось сохранить от античности, и никто до сих пор не создал всеобъемлющего труда о жизни Аполлония от его рождения до его смерти. Важно также взглянуть на установленный материал, который Филосторгий отверг, чтобы создать свой вымышленный труд. Филосторгий действительно использует части недавнего труда Максима, секретаря неназванного императора (Севера?). Мотивация Филосторгия полностью отвергнуть Мерагена заключается в том, что это было враждебное свидетельство. Как объясняет Ориген, «что Аполлоний, согласно рассказу, данному о нем Мерагеном, считался магом и жонглером». [16]

Поэтому весьма странно, что Филосторгий, который в остальном был признан уважаемым историком, предпочел ранее неизвестный источник, восхваляющий чудеса Аполлония, а не устоявшийся портрет его как шарлатана. Ученые в целом признают, что он сознательно пытался сфабриковать что-то полностью благоприятное для божественных притязаний Аполлония от имени Юлии. Юлия якобы снабдила его материалом, с помощью которого он должен был выполнить эту попытку. Уже сейчас мы можем увидеть глубокую параллель с состоянием христианских евангелий. Вступительные слова Евангелия от Луки признают, что он также собрал ряд источников о жизни Иисуса - «многие взялись составить повествование о том, что было совершено нами», написанное «очевидцами и служителями Слова». Точно так же, как этот Димас, спутник Аполлония, никогда ранее не был известен, Лука неизвестен, и его авторитет подвергается сомнению.

Ириней утверждает, что Лука является единственным авторитетом для понимания Павла и вводит идею о том, что Павел вырос в Тарсе, так же как Аполлоний получил образование в Тарсе.[17] Действительно, так много авторов утверждали о параллелях между Аполлонием и Павлом и Аполлонием и Иисусом, что становится повторным упоминать все аргументы здесь. В конце третьего века Порфирий, антихристианский философ-неоплатоник, утверждал в своем трактате «Против христиан», что чудеса Иисуса не были уникальными, и упоминал Аполлония как нехристианина, который совершил подобные достижения. Около 300 года римские власти использовали славу Аполлония в своей борьбе за искоренение христианства. Иерокл, один из главных зачинщиков гонений на христиан в 303 году, написал памфлет, в котором утверждал, что Аполлоний превзошел Христа как чудотворец, но при этом не был почитаем как бог, и что образованные биографы Аполлония заслуживают большего доверия, чем необразованные апостолы.

Наше единственное значимое дополнение ко всему, что было написано о странных сходствах между Аполлонием и основателями христианства, заключается в том, что общая поступь была у Юлии Домны. Она была, как уже отмечалось, дальше всего от того, чтобы быть верующей в любого из этих «шарлатанов». Ее единственным интересом было продвижение дела установления традиционного солнечного поклонения ее предков в популярных религиях Империи. Действительно, в самых ранних александрийских материалах Иисус был вовсе не человеком, а странным ангельским существом, которое буквально свалилось с неба, чтобы сделать человечество братьями. Теперь с переформулировкой Иисуса в полубожественного богочеловека, который открывает конечные «солнечные истины» луноцентрическому поклонению иудаизма. Короче говоря, он становится еврейской версией недавно отреставрированного Аполлония Тианского.

Под покровительством Юлии Иисусу и Аполлонию был приписан один и тот же год рождения (1 г. н. э.), причем Иисус умер в возрасте тридцати лет, а Аполлоний дожил до 98 г. н. э. — периода, когда Иоанн был любимым учеником Иисуса.
Действительно, если внимательно посмотреть на сохранившуюся информацию об Иисусе, нетрудно увидеть, насколько поспешным и бессистемным было введение его «человечности». Например, когда Ириней цитирует Евангелие от Матфея, например, изначально не было никакой генеалогии. Это было добавлено позже в третьем веке другим ливийским соратником Севера, Юлием Африканом. Евангелие от Матфея, безусловно, представляло Иисуса как рожденного от девы, тем не менее, сирийцы вплоть до того момента времени все еще подчеркивали Иисуса как нечто вроде полубога, подобного Гераклу. Только благодаря усилиям Юлии удалось поддержать идею о том, что было много полубожественных свидетельств, свидетельствующих о славе Неукротимого Солнца.

Пример роли Юлии в переформулировании культа Аполлония помогает нам понять развитие четырехкратного евангелия. Когда Ириней объясняет, почему должно быть четыре евангелия, а не два первоначальных александрийских, он, что неудивительно, выдвигает на первый план солнечные образы:

Невозможно, чтобы Евангелий было больше или меньше по числу, чем они есть. Ибо, поскольку есть четыре зоны мира, в котором мы живем, и четыре главных ветра, в то время как Церковь рассеяна по всему миру, а «столп и утверждение» Церкви есть Евангелие и дух жизни, то подобает, чтобы у нее было четыре столпа, дышащих бессмертием со всех сторон и оживляющих людей заново. Из этого факта очевидно, что Слово, Творец всего, Тот, кто восседает на херувимах и содержит все вещи, Тот, кто был явлен людям, дал нам Евангелие в четырех аспектах, но связанных вместе одним Духом.[18]

Никто до Иринея не предполагал, что должно быть четыре евангелия, точно так же, как ни один христианин никогда не почитал Воскресение в день солнца или не делал свои вычисления по солнечному календарю. Тот факт, что новый центральный образ христианства также является Иисусом, сидящим на солнечной колеснице Эль-Габала с четырьмя ветрами, струящимися из спиц ее колес, не является случайным. Он, как и Филосторгий после него, только раскрывает желания своей покровительницы Юлии Домны.


_________________________________________________________
[1]
[2] должны сделать свой выбор между двумя альтернативами. Если они отказываются оказывать должное служение богам и уважать тех, кто поставлен над этим служением, пусть они не достигают зрелости, не женятся, не имеют детей и не принимают никакого участия в делах жизни; но пусть они уходят отсюда как можно скорее и не оставляют после себя потомства, чтобы такой род мог исчезнуть с лица земли. Или, с другой стороны, если они возьмут жен, и воспитают детей, и вкушают плоды земли, и разделят все блага жизни, и будут нести назначенные ей скорби (ибо сама природа распределила скорби между всеми людьми; ибо скорби должны существовать, и земля — единственное место для них), тогда они должны исполнять обязанности жизни, пока не освободятся от ее уз, и воздавать должное тем существам, которые управляют делами этой жизни, если они не хотят показать себя неблагодарными по отношению к ним. Ибо было бы несправедливо с их стороны, получив блага, которые они раздают, не платить им взамен дани. (Против Цельса, VIII:65).
[3]
[4]
[5] Он также упоминает «инакомыслящих» в этом процессе коррупции и вовлечении в него недостойных пресвитеров, таких как Ириней. «Но они сказали им: «Вы поступили худо. Нам не позволено (позволить) римлянам осквернять Евангелие. Дав благоприятный ответ римлянам, вы соответственно отступили от религии. Нам (поэтому) больше не позволено общаться с вами; напротив, мы обязаны заявить, что нет ничего общего между нами и вами; и они помешали им (завладеть) Евангелием или получить к нему доступ. В результате между (двумя группами) (разразилась) жестокая ссора. Те (упомянутые в первую очередь) вернулись к римлянам и сказали им: «Помогите нам против этих наших товарищей, прежде чем (помочь нам) против иудеев, и отнимите у них от нашего имени нашу Книгу». Вслед за этим (товарищи, о которых они говорили) бежали из страны. И римляне написали о них своим правителям в округах Мосула и в Джазират аль-Араб. Соответственно, был произведен их поиск; некоторые были пойманы и сожжены, другие были убиты. (Что касается) тех, кто дал благоприятный ответ римлянам, они собрались вместе и держали совет о том, как заменить Евангелие, видя, что оно было утеряно для них. (Таким образом) мнение, что Евангелие должно быть составлено, утвердилось среди них. Они сказали: «Тора (состоит) только из (рассказов, касающихся) рождения пророков и историй их жизни. Мы собираемся построить Евангелие по этому (образцу). «Каждый из нас собирается вызвать в памяти то, что он помнит из слов Евангелия и из (того), о чем христиане говорили между собой (когда говорили) о Христе». Соответственно ... осталось четыре Евангелия, которые принадлежат четырем людям. Аль-Джаббар цитирует свой первоисточник, делая вывод, что «Если бы христиане рассмотрели эти вещи, они бы узнали, что Евангелия, которые у них, бесполезны для них, и что знание, на которое претендуют (от их имени) их учителя и авторы (Евангелий), не (найдено) в них, и что в этом отношении дела обстоят именно так, как мы сказали — это общеизвестный (факт), о котором здесь идет речь (а именно тот факт, что они отказались от религии Христа и обратились к) религиозным доктринам римлян, ценя и (стремясь получить) в спешке прибыль, которую можно было бы извлечь из их господства и их богатств».
[6]
[7] ; см. Ad Scap 4.7).
[8] (Тертуллиан, Апол. 37.4)
[9] (Церк. История 5.21.1)

[Saturn]

Я рад отметить,
что положение христиан стало настолько хорошим при Коммоде, не без его любовницы Марции, что им разрешили работать в государственном аппарате. По словам богослова Иринея Лионского, несколько христиан работали клерками при императорском дворе. Даже после смерти Коммода при императоре Септимии Севере, который правил с апреля 193 года по 4 февраля 211 года, христиане не подвергались притеснениям.
Стоит отметить, что позже Марция стала участницей успешного заговора, целью которого была ликвидация Коммода. Император Коммод был убит 31 декабря 192 года. На момент смерти ему был 31 год.
Очевидно, что как только "христиане" от сатаны прорвались благодаря женам и любовницам к Императору, с тех пор и стала образовываться в смысле организации подлинная - не местечковая, ортодоксия.
Невиданная ранее тьма упала на Землю.

[Saturn]

Очевидно, что никакая организация "не от мира сего" властям любым даром не нужна и за пределы рассеянной и преследуемой секты никогда не перейдет.
И степень распространения и влияния любой организации, в т.ч. религиозной и особенно религиозной, определяет действующая власть.
Отсюда и все выводы...

P.s. "Какое дело Императору до Церкви?" Донат Великий